Я очень рано поняла, кем хочу стать. В 7-м классе я прочитала безумно красивую книгу, и мне захотелось посмотреть фильм по ней. Я искала в интернете, но ничего не нашла, и начала сама зарисовывать какие-то образы. И вдруг меня осенило, что этот фильм нужно снять мне. Я спросила у отца, кто делает фильмы, и он сказал, что режиссёр, и если я хочу быть режиссёром, мне нужно поступать во ВГИК. Я погуглила ВГИК и забыла про это. Но в 9-м классе на летних каникулах я увидела по телеканалу «Культура» фильм Жана Кокто. Осознав, что кино может быть таким, я поняла, что точно хочу быть режиссёром. С того времени мои намерения не особо изменились. Учителя знали об этом, поэтому требования ко мне были занижены: все понимали, что школьные знания мне не особо пригодятся.
Хотя я хорошо помню, что первые несколько лет в школе были стрессовыми: вокруг все что-то быстро и успешно писали и решали, а у меня как будто всё немного плыло перед глазами. Спасало только одно: мои родители почти сразу поняли, что учёба дается мне тяжело, и не давили. Они повторяли, что главное — это здоровье, а не отметки. В более старших классах все видели, что я не проблемный ребенок в смысле поведения, не разгильдяй. Я читала много книжек и любила размышлять, но отметки по русскому, беларусскому и математике у меня были хуже некуда. Это, конечно, очень удивляло учителей: кто-то просто смирился, что вот такой я ребенок, а кто-то пытался побольше заниматься со мной, чтобы мои отметки стали повыше. В 11 классе новая преподавательница по русскому языку, с удивлением глядя на мою работу, спросила, всегда ли я писала так плохо и не ставили ли мне диагноз «дислексия».
Я поступила во ВГИК, где на аттестат особо не смотрели. Всё обучение было посвящено практике, а сценарная форма до сих пор подходит мне весьма неплохо: короткие предложения, фразы, заметки. Хотя, наверное, поэтому мои учебные фильмы не особо многословны. За время обучения я занималась и театром, и продюсированием, и фотографией, и всё это было и есть частью того, что называется креативностью. И хотя сейчас я занимаюсь только режиссурой, я мыслю себя уже чуть шире, чем просто режиссёр. Я осознаю, что креативность — это часть моей идентичности, и это достаточно широкое понятие, чтобы чувствовать себя комфортно в какой угодно специальности (вплоть до хлебопёка).
Проблемы, связанные с дислексией, также стали частью моей идентичности. Это придаёт изюминку моему образу режиссёра, но бывает и поводом для мелких подколок со стороны коллег и друзей. В обычной жизни я практически не замечаю этого, и с учёбой в университете у меня не было особых проблем. Кроме одной! При поступлении я сдавала русский язык в форме изложения. Экзамен длился пять часов, и мы должны были пересказать главу из «Войны и мира». Это был душный кабинет, и, кажется, у меня тогда началась паническая атака от ужаса и осознания, что этот экзамен отделяет меня от поступления в университет моей мечты (творческие экзамены я к тому времени сдала, и очень хорошо). Изложение я полностью завалила. Преподавательница отвела меня в подвальное помещение, показала мою работу, всю перечёркнутую красной ручкой, и спросила, учила ли я в школе русский язык. Она разрешила мне всё переписать, чтобы я получила минимальный проходной балл. Только так я поступила в университет.
Вообще, вузы, где преподаются такого рода профессии, должны быть пространствами, свободными от привычных стандартов и норм. Проблемы вспомнились, только когда я поступила в аспирантуру. Там образование больше похоже на классическое: много текстов, выступлений, огромный объём литературы для освоения. Каждая ошибка или опечатка, не там поставленная запятая или кавычка тормозят публикацию статьи на недели, а иногда и на месяцы. Очень много редактуры. Усилия, прикладываемые для простых заданий, иногда ощущаются тяжёлым физическим трудом. Поэтому если профессия режиссера отлично ложится на мои особенности, то академическая сфера требует особенного отношения и адекватной оценки своих возможностей. Сейчас я пишу диссертацию по теме кино, но нельзя сказать, что это даётся мне легко. Я бы сказала, что это испытание (но приятное), которое я пообещала себе когда-нибудь довести до конца. Благо, писать диссертацию долго — абсолютно нормально для академического мира.
Мне помогают бег и хлебопечение. Три года назад я начала бегать, чтобы реализовать накопившийся стресс, и с тех пор моя жизнь изменилась. Я осознала, что это моя медитация, которая помогает мне с концентрацией. Голова успокаивается, мысли выстраиваются в линию и всё становится понятно и связно. Более того, вокруг тренировок начала организовываться вся моя жизнь: распорядок дня, еды, встреч с друзьями, путешествий. Стало гораздо легче планировать дела вокруг этого и успевать их делать. Чтобы хорошо бегать и не умереть от объёма тренировок, нужно очень медленно и внимательно слушать себя. Это то, чего мне всегда не хватало — сосредоточенности на себе. Та же история с хлебопечением и заквасками: есть расписание и медленный медитативный процесс, который учит доводить дело до конца, чтобы получить приятный результат.